П редлагаем читателям интервью с иеромонахом Николаем Сахаровым - племянником архимандрита Софрония Сахарова, известного афонского духовника, старца, богослова, основавшего Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь в Великобритании в графстве Эссекс, а также автора многих книг, в том числе «О молитве», «Видеть Бога как Он есть», «Старец Силуан» и других. Отец Николай рассказывает о жизни, о духовном и молитвенном делании, о богословии архимандрита Софрония.
Каковы Ваши личные впечатления и воспоминания от общения с Вашим дядей архимандритом Софронием (Сахаровым)?
Моим воспоминаниям об отце Софронии можно посвятить целую книгу, ведь я общался с ним каждый день в течение четырех лет. Каждое его слово было для меня открытием, ведь поэтому и создался монастырь: люди слышали слова старца Софрония и решали, «к кому нам идти» (Ин. 6, 68).
Очень кратко расскажу о нашем знакомстве. Я родился в России в советское время, когда любой контакт с Западом был очень опасен. Отец Софроний тогда приезжал в Россию в качестве члена туристической группы. Но в тайне от «надзирателей» ему удавалось уделить один-два часа общению со своей семьёй. И вот в один из таких его приездов, когда я уже был в сознательном молодом возрасте, он посетил нашу семью. Я тогда учился в музыкальном училище и не имел никакого понятия ни о религии, ни о христианстве, ни о монашестве. Когда я увидел отца Софрония, то, конечно, его облик показался мне странным. В первый раз в жизни я увидел человека в рясе, монаха с длинной бородой, с длинными волосами. Это казалось мне странным; я подумал, зачем все это. Мы с ним несколько поговорили о музыке. Он прекрасно знал музыкальную культуру, прекрасно знал поэзию, литературу. С ним всегда было о чем поговорить. Потом он уехал. Впоследствии я узнал, что когда он вернулся в Англию, то сказал про меня: «Я встретил молодого человека, который, возможно, позднее присоединится к нам». Я еще тогда даже и в Бога фактически не верил. После этой встречи моя жизнь потекла совершенно иным путем. Я служил в армии, где по Промыслу Божию служил вместе с нынешним архиепископом Иларионом. Уже в армии у меня созрело желание уйти в монашество. После армии я был сначала в Вильнюсском монастыре, а затем в Псково-Печерском, где я прожил год. Через некоторое время мне представилась возможность посетить отца Софрония. Когда я приехал к нему, то у меня не было намерения принимать решение: оставаться там или вернуться в Россию. Но я был совершенно свободен - у меня не было никаких обязательств ни по отношению к семье, ни по отношению к государству. Тогда отец Софроний решил, что я должен остаться в его монастыре. Я передаю все эти события кратко, но в каждом случае происходили чудесные явления.
Что меня поразило в отце Софронии - это сам афонский склад мышления и та духовная свобода, которой нам так не хватает и о которой пишет апостол Павел: «Стойте в свободе, которую даровал вам Христос» (Гал. 5, 1). Но свобода эта таит в себе и опасности. И только люди с таким высоким духовным сознанием, как афонские монахи, могут жить в такой духовной свободе.
- В чем суть его учения о старчестве, которое он воплотил и в самой своей жизни, суть его учения о послушании?
Меня сразу поразила в отце Софронии его идея о послушании. На самом деле отец Софроний слово «послушание» употреблял крайне редко. Он никогда не требовал от людей послушания. Все, что люди делали, они делали из-за любви к нему. Я думаю, что это и было послушанием, потому что когда ты любишь человека, ты исполняешь его волю. Это не только в монашестве, это и в жизни, в семье. Конечно же, отца Софрония, такого великого старца, было очень легко любить. И делать для него что-либо, исполнять его волю было искренней радостью для каждого из нас. Поэтому слово «послушание» мы слышали редко. Отец Софроний всегда считал, что послушание есть, прежде всего, свободный акт воли. А послушание, которое навязывается человеку извне, особенно если оно навязывается силой, угрозами, то такое послушание не приносит духовного плода. Оно не останется в вечности. Отец Софроний пишет: «Все, что достигнуто насилием, не имеет вечной ценности, а только то, что достигается через любовь и свободное сознательное послушание». Именно такое послушание он считал имеющим духовную ценность. Я думаю, что это, прежде всего, большая ответственность для духовника, для старца, потому что старчество - это не есть просто административный пост, позиция власти. Старец - это прежде всего человек, который способен в Духе Святом вести других. И такую любовь к старцу, какая была у его послушников, никакими канонами навязать нельзя. Ее только можно заслужить. Сам человек может найти ключик от сердца другого человека только через любовь. И тогда уже послушание «течет, как живая вода», по словам Иоанна Богослова, в жизнь вечную (ср. Ин. 7, 38). Конечно же, мы говорим сейчас с вами об идеалах. Но что я видел в отце Софронии, и что было в святом Силуане, который был старцем отца Софрония, - это то, что от них никогда не исходило ни малейшего слова понуждения. Все происходило по свободной воле. Даже если послушник и хотел бы сразу исполнить все послушание, то и тогда отец Софроний не сразу ему навязывал себя. Если видел стремление человека к послушанию ему, только тогда он постепенно открывался. А так он, скорее, сам творил послушание всем другим.
 |
|
Архимандрит |
Еще что меня поразило в отце Софронии - это исключительное смирение, исключительная доступность этого человека. Я помню воспоминания владыки Антония Сурожского. Когда его мама была больна и лежала в больнице, то отец Софроний посетил ее. На тот момент он только вернулся из Франции. Она была в совершеннейшем восторге от встречи с ним, первое, что она сказала: «Это человек удивительной человечности». Это очень точное определение отца Софрония: его отличительные черты - именно доступность, открытость и отсутствие какой-либо дистанции в общении.
Несмотря на то, что я являюсь его родственником, у нас никогда не возникало «родственных» разговоров, никогда мы не рассматривали друг друга как сродников по плоти. Прежде всего меня интересовало в нем его духовное богатство, его облик как старца. У нас всегда были отношения старец - послушник. С его стороны, он никогда не рассматривал меня как члена семьи по плоти, а как члена духовной семьи, монастыря, одного из людей, которых ему доверил Бог, за которых он полагал свою душу в молитве о каждом из нас. Знаете, эта вот энергия любви в монастыре ощущалась постоянно всеми и каждым: монахами, прихожанами, просто приходящими в монастырь. Особенно монахами. Не было такого, что тебя посылают куда-нибудь на послушание, ты просто механически его выполняешь, - это и считается служением Богу. Нет, отец Софроний, посылая кого-то на какую-нибудь работу или делание, постоянно думал об этом человеке, о его духовной пользе прежде всего, а не о, скажем, практических нуждах монастыря. Поэтому он часто мог менять человеку послушания. Помню, к нам пришла сестра, которая сначала занималась огородом по своему желанию, так как отец Софроний всегда уважал желание человека, его волю. Потом он увидел, что она имеет способности к богословию. Все это время он мыслями находился с ней на огороде, так же, как и со всеми нами; интересовался, как прошёл день, что мы сделали. (И вот он дал ей потом благословение заниматься богословием). Когда я только приехал в Англию, то совсем не знал английского языка, и отец Софроний в первую очередь стал заботиться о моем образовании. Когда он послал меня в школу в ближайший город Колчестер, ему было интересно абсолютно все - как я езжу на автобусе, какие там классы, какие учителя, как там проходит мое время... И он заботился так о каждом, чтобы человеку была возможность в жизни реализовать себя как личность и чтобы он ни в чем не был ущемлённым. Потому что человек любил и волновался, и постоянно мыслями он был с нами.
Есть ли какие-то особенности в его учении о молитве и в его молитвенной практике, в практике созерцания нетварного света? Как он рассказывал о своем молитвенном опыте и возможно ли этот опыт почерпнуть не из личного общения, а из его книг?
Я думаю, что никакой старец, никакой духовно мудрый человек не будет просто так делиться своим молитвенным опытом в некотором праздном разговоре за чашкой чая. Отец Софроний описал этот опыт в книгах, особенно в книге «Видеть Бога как Он есть», по воле Божией, по настоянию Божиему. Это его глубочайшая исповедь, которую он посмел изложить на бумаге за несколько лет до своей кончины, за что получил очень много нареканий и непониманий со стороны некоторых верующих. Но та несомненная польза, которую приносят его тексты о молитве, говорит сама за себя, как Господь сказал: «По плодам их узнаете их» (Мф. 7, 16). Отец Софроний излагает не только свой опыт, а вообще атмосферу молитвы, молитвы прежде всего Афона. Это опыт афонских старцев, афонских монахов.
Как отец Софроний был искренен абсолютно во всем, так он был искренен и в молитве к Богу. Он говорил и доверял Богу абсолютно все. Вся его жизнь, а не просто молитвенное правило, стала молитвой; каждое его действие было насыщено молитвой. Он без молитвы не делал и, скажу больше, не говорил ничего. Преподобный Силуан Афонский как-то спросил старца Стратоника: «Как говорят совершенные?» Тот был в изумлении от такого вопроса, и старец Силуан ответил сам: «Святые, совершенные ничего от себя не говорят». Естественно, услышав такой завет от преподобного Силуана, отец Софроний стал весьма скуп на разные слова, но весьма богат на Слово Божие. И нас он тоже учил прежде всего искренней молитве, чтобы молитва, особенно литургическая молитва, была не просто «вычитыванием», отстранённым пробеганием глаз по тексту. Он хотел, чтобы мы научились жить каждое слово литургии, потому что молитва для нас - это прежде всего молитва литургическая. Это основа жизни в нашем монастыре. Все вокруг литургии, вокруг причастия Христовых Таин.
Люди часто говорят: «А как же молитвенное правило? Надо же его вычитывать». Когда отец Софроний был еще на Афоне, он однажды спросил старца Силуана, можно ли заменять вычитывание канона Иисусовой молитвой. Отец Силуан ответил положительно. Этот эпизод описан в книге «Таинство христианской жизни». Игумен, видя дар отца Софрония к молитве, боялся открыто говорить об этом. Ради других монахов он не одобрял такую замену молитвенного правила Иисусовой молитвой. Но это не относилось к таким людям, как старец Силуан и отец Софроний, - к людям, которые достигли определённой высоты молитвенного подвига. Их ум мог свободно пребывать в Боге, не отягощаясь другими помыслами. Для святого Силуана исполнение заповеди «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим» (Мф. 22, 37) означало, что если человек хотя бы на мгновение попускает какой-то помысл помимо мысли о Боге в свой ум или сердце, это означает, что заповедь не исполнена. Конечно, о таком совершенстве нам говорить не приходится. Но это были те идеалы, те вершины, те высоты, в которых пребывал сам отец Софроний на Афоне, и которые он с большим трудом и плачем пытался донести людям вне монашеского круга. Отец Софроний раз написал одной прихожанке, которая его спрашивала: «Мне надо читать молитву, а у меня совсем иное настроение по отношению к Богу. У меня есть вопросы, мне хочется спросить Его, почему так в моей жизни, почему этак. Господи, вразуми меня. Мне не хочется читать "Господи, благодарю Тебя", потому что в этот момент у меня даже некий спор с Богом». И отец Софроний ей написал: «Не бойтесь спрашивать Бога, бойтесь быть неискренней с Богом». Эта искренность в молитве, которой отец Софроний учил всех, давала нам понять, что Бог - это не Что-то где-то там, Которое требует от нас исполнения каких-то правил. Нет, Бог - это живое Существо, наш Отец Небесный, с Которым мы ведем диалог, не словесный диалог, а диалог жизни. Он отвечает нам не только в словах Писания, но и в нашей жизни. Как вся история Ветхозаветного Израиля была диалогом с Богом, так и жизнь каждого из нас есть диалог с Богом. Этот личный диалог с Богом и пытался в нас развить отец Софроний.
Архимандрит Софроний (в миру Сергей Семенович Сахаров) родился в Москве в верующей, состоятельной и просвещенной семье. Няня его, Екатерина, была человеком глубокой и сильной молитвы. Она подолгу молилась в церкви, а маленький Сергей сидел иногда у ее ног. В такой обстановке и у него возникала естественная потребность молиться. В первые годы жизни Сергей был очень слаб и много болел, но постепенно, под влиянием прогулок с няней и молитв здоровье его стало поправляться.
Отец Софроний мечтает об основании православного монастыря, в котором могли бы реализовываться на практике заповеди преподобного Силуана. Основать такой монастырь во Франции не представлялось возможным, и в ноябре 1958 г. отец Софроний с некоторыми своими духовными детьми переезжает в Великобританию, в графство Эссекс, где было приобретено имение, которое легло в основу монастыря Святого Иоанна Предтечи. Основанный им монастырь стал одним из наиболее почитаемых православных мест в Великобритании. Сюда съезжаются люди со всего мира - от Японии до Канады, - чтобы припасть к духовному источнику преподобного Силуана.
В этом монастыре отец Софроний подвизается до конца своих дней, сначала - в качестве настоятеля, а затем, с сентября 1974 г., - в качестве старца монастыря.
Архимандрит Софроний тихо скончался 11 июля 1993 г. в монастыре Святого Иоанна Предтечи в Эссексе.
Книги архимандрита Софрония переведены на многие языки мира, и тысячи людей во всем мире через них обретают веру. Русскому читателю хорошо знакома книга «Старец Силуан», которую многие имели возможность прочесть еще в «самиздате». Среди других наиболее важных творений отца Софрония можно упомянуть книги « » и « ». Относительно последней он свидетельствует: «...я там писал целую мою исповедь за всю мою жизнь. Там приведено все самое важное из моей жизни в Боге...».
В простых словах архимандрит Софроний рассказывает о своей жизни в Боге так, чтобы сделать это понятным даже тем людям, которые считают себя неверующими. Движимое огнем «любви Христовой», которая «есть любовь, объемлющая весь мир» и каждого человека, его свободное слово о Боге не знает каких бы то ни было ограничений религиозного, философского или политического порядка, поскольку, как он сам пишет, «всякое ограничение, всякое самозамыкание, всякий страх чужого нам, христианам, не к лицу». Эта беспредельность любви его «к каждому человеку как неповторимой вечной ценности» наполняет всякое его слово, к кому бы оно ни было обращено. Своим живым примером архимандрит Софроний показывает, как «мы стоим перед необходимостью «раскрыть» себя для «всего» и всех, чтобы самим стать христианами».
Богословие диалога: «принцип персоны» архимандрита Софрония (Сахарова)
священник Георгий Завершинский
Монотонность и скука, характерные для нашей материалистической цивилизации, побуждают многих искать такие формы богословия, которые позволили бы им обрести абсолютную Основу, стоящую над всем относительным и преходящим. Мировая глобализация ведет к более активному проявлению индивидуализма в качестве альтернативного образа жизни, когда, отвечая на вызовы современного мира, человек как индивид ставит в центр существования свое персональное достоинство. В этом случае инаковость понимается как индивидуализм, а место подлинного диалога занимает замаскированный монолог. Разочаровываясь в общепринятых взглядах, человек в своей жизни жаждет личностных проявлений, которые обычно понимаются как относительные и, следовательно, не имеющие серьезного значения. Поэтому в западном обществе предметом религиозных поисков все в большей степени становится абсолютная и безличная Основа, а восточная религиозность, отвечающая подобным поискам, легко завладевает мышлением западного человека.
Оставаясь в рамках лишь психологического понимания, мы с легкостью можем придти к представлению об ограниченности и несовершенстве человеческой личности и отсюда сделать вывод о том, что «личностность» как принцип бытия неприменима к Абсолюту. Как следствие, можно даже предположить, что понятия абсолюта и личности являются взаимоисключающими, и обратиться к поиску «сверхличного принципа», «трансцендирующего все относительное». Если личность или ипостась отождествляется с ограниченным эмпирическим индивидом, человек может продвигаться в таком поиске все дальше и дальше. Предела для подобных поисков, фактически, не существует, что, как ни странно, вдохновляет многих продолжать их. При этом реальность отношений человека с Богом становится все более призрачной и, в конце концов, вообще выпадает из поля зрения человека, оставляя его в одиночестве безбожия.
Принцип личностности также «ускользает от любых определений», но он предполагает «потенциал для развития, для включения в себя полноты Божественного и человеческого бытия». Подлинный диалог основывается на ипостасном принципе, который является общим, как для Божественного, так и для человеческого бытия. Когда Я вступает в ипостасное отношение с Ты, в этом отношении всегда присутствует «вечное Ты», подтверждающее, что диалог действительно происходит на ипостасном уровне. И обратно, именно «вечное Ты» побуждает человеческое Я к поиску подлинного или ипостасного диалогического отношения Я-Ты. Эти экзистенциальные утверждения будет далее рассмотрены в свете богословского принципа персоны, сформулированного архимандритом Софронием (Сахаровым).
Свой жизненный путь и богословие отец Софроний всегда рассматривает в связи с близкими духовными отношениями со старцем Силуаном, равно как и со своим личным опытом богообщения. В контексте богословия диалога важно обратить особое внимание на тот подлинный диалог, который имеет место между старцем Силуаном и его духовным учеником отцом Софронием, когда они оба переживают присутствие «вечного Ты» подлинно персонального Бога.
Старец Силуан и его ученик жили во времена реальной угрозы самому существованию человека и чувствовали, что уберечь мир от хаоса и полного разрушения может только глубокая личная молитва за мир. Эта угроза в свое время подтолкнула религиозных мыслителей и философов прошлого века к переосмыслению гуманизма на основе личностного подхода. Многие из них, опираясь на свои религиозные традиции и убеждения, пытались уверить своих современников в том, что нет ничего более важного, чем человеческая личность, пребывающая в отношении к другой личности, которой придается не меньшее значение. Философы и богословы стремились извлечь уроки из недавней гуманитарной катастрофы Второй мировой войны. При этом не многие из них прожили жизнь так, как учили в своих писаниях. Яркий пример этого соответствия нам дают жизнь и богословие архимандрита Софрония (Сахарова).
Будучи обеспокоенным растущим влиянием восточного мистицизма, архимандрит Софроний предупреждал о том эгоцентрическом характере, который носит обезличивающая практика очищения ума от всего относительного и преходящего. Такая практика может привести «к усмотрению Божественного начала в самой природе человека», и, таким образом, к самообожению. В этом случае человеческому Я приписывается своего рода «абсолютность», и тогда отношение Я к другому не требует подтверждения «вечного Ты» Бога. Отец Софроний пишет, что такая «абсолютность» представляет собой «ничто иное, как отражение Божественной Абсолютности в существах, сотворенных по образу Божию и переживающих то состояние мира, которое было характерно для человека до его появления в этом мире». Однако, будучи так или иначе отраженной, «абсолютность» уже перестает быть абсолютной. Поэтому в данном случае речь идет о естественном относительном, а не абсолютном, духе человека в его «сублимирующем порыве к Абсолюту». Отец Софроний утверждает, что, достигнутое таким образом, всякое состояние созерцания следует понимать скорее как самосозерцание, а не как созерцание Бога. «В этих условиях мы открываем для себя красоту сотворенного мира, а не Перво-Бытие. Во всем этом для человека нет спасения».
В силу того положения, что человек сотворен «по образу и подобию Божию», следует искать форму или принцип, который бы относится и к Богу, и к человеку. Этот принцип, с одной стороны, должен исходить от Бога как Творца в соответствии с Его триединым бытием, представляющим собой совершенное общение любви, а с другой стороны, оставаться одним и тем же для всех людей. Однако путь, следуя которым дух человека вступает в Божественную вечность, различен для каждого из нас, что указывает на множественность тварного человечества и на его разнообразие в единстве образа. Аскетический отшельнический опыт и практика общинной монашеской жизни привели отца Софрония к тому, чтобы сформулировать принцип персоны как подлинный след вечности в тварном бытии человека. Именно этот принцип, заключенный в каждом человеке как образ Божий, изнутри, имплицитно побуждает людей пребывать друг с другом в общении любви.
Отец Софроний пишет, что душа обретает себя, прежде всего, когда она предстоит Богу лицом к лицу. «Персона рождается свыше, поэтому она уже не подчиняется законам природы, но превосходит земные границы и вторгается в иные сферы. Она не может быть описана. Она единственна и уникальна». Поскольку отец Софроний считал ипостась, или «персону», высшей основой бытия, он никогда не формулировал никакие другие определения личности. «Как принцип, определяющий все иные аспекты бытия, персона не подлежит никаким ограничениям, а, следовательно, и какому бы то ни было иному определению». Он представляет персону как активное откровение и предлагает своего рода «динамическое определение» человеческой личности, которое раскрывает ее в «способности к самопознанию и самоопределению», в «обладании творческой энергией» и в «даре познания не только сотворенного, но и Божественного мира».
Главное богословское достижение отца Софрония заключается в его утверждении, что человек, являющийся образом Абсолюта, ипостасен, поскольку ипостасно Абсолютное Бытие. Его вера в Бога как духа и в ипостась как духовный образ бытия человека привела к осознанию, что, подобно тому, как Божественный Логос воспринял человеческую плоть, став видимым и познаваемым, человеческий дух также не бесформен и не абстрактен, но наделен возможностью самовыражения посредством собственного тела. Человеческая ипостась действительно существует, поскольку Воплощенный Христос ипостасно открыл, что Бог - это не иллюзорный плод человеческого воображения, созданный из страха перед неведомыми безличными сферами, а подлинная реальность. Божественный Дух объемлет все сущее и ипостасно сообщает эту же возможность человеку.
Способность человека к общению не претворяется в жизнь автоматически, сама по себе. Реализация ее потенциала возможна только в любви, которая представляет собой наиболее глубокое содержание личностного бытия, «самое возвышенное выражение его сущности». Личность актуализирует себя не через противопоставление, а через отношение любви. В этом даре любви заключается подобие Богу. «Личность как таковая является совершенством, превосходящим все остальные тварные совершенства. Радуясь открывшейся ему свободе, человек созерцает Божественный мир». Личность находится вне пределов научного или философского определения и, поэтому, непознаваема извне до тех пор, пока сама не откроет себя. «Поскольку Бог таинствен, то и в человеке есть потаенные глубины. Человек не является ни творцом бытия, ни его завершением. Альфа и Омега - это не человек, а Бог. Богоподобие человека заключается в образе его бытия. Подобие бытия - это именно то подобие, о котором говорит Писание».
По сути, Откровение Триединого Бога состоит в раскрытии ипостасных отношений, которые характерны не только для внутритроичного бытия, но и вовне призваны стать характерными для человека. Бог приглашает человека к личному или ипостасному участию в Его Откровении. Диалог инициируют две взаимодействующих (di£) вещи (lÒgoi) - «мыслящий адресат мирового разума (lÒgoj) и причинный принцип побуждающего разума (lÒgoj)». Откровение Бога-Слова диалогично, то есть через ипостасное приглашение, представлено как в личностном, так в безличном творении. Сам «способ творения» таков, что он предполагает возможность распознавания личностного принципа как «побуждающего разума» и принятия этого принципа всем сердцем и без какого бы то ни было сомнения в том, что Бог - это именно Тот, Кто в вечности говорит «АЗ ЕСМЬ». Таким является истинное приглашение к диалогу тех, которые созданы способными произнести те же слова в подлинном диалоге с Богом. Однако возможен ли вообще такой диалог? И если - да, то каким образом? Архимандрит Софроний формулирует соответствующие вопросы несколько иначе: «Где подлинное Бытие, и где мираж нашего падшего воображения? Где воистину живая вечность, и где обманчивые притяжения нашего духа к сознаваемым нашим же умом идеям? Является ли принцип персоны-ипостаси ограничительным сам по себе, и следовательно - недостойным и неприложимым к Богу, или воистину именно сей принцип есть образ Живого Абсолюта: Я ЕСМЬ СЫЙ?».
Если говорить в терминах подтвержденного, или подлинного диалога, то поставленные отцом Софронием вопросы можно переформулировать следующим образом. В чем состоит подлинная инаковость Ты, и в чем - иллюзорный стереотип, созданный нами? В чем именно заключается вечный побуждающий логос, и в чем - мысленная иллюзия нашего разума? Является ли Я по своей сути ограниченным и, следовательно, недостойным подлинного диалога с вечным Ты Бога? Или понятие ипостасного отношения приложимо как к Живому Абсолюту, так и к Я человека? Архимандрит Софроний дает на свои вопросы следующий ответ: Если мы согласимся, что принцип персоны является сам по себе ограничивающим, тогда наши аскетические усилия будут сосредоточены на превосхождении этого принципа в нас самих. И наоборот - если мы осознаем его как единственно возможный образ Абсолютного Бытия, властно влекущий нас, мы станем молиться: «Отче наш, Иже еси на небесех…».
На языке богословия диалога этот ответ может быть переформулирован следующим образом. Если человек сочтет, что его Я является само по себе ограниченным, тогда ему или ей следует стремиться превзойти свое Я и выйти за свои пределы. Но если человек осознает свое Я как единственное средство вхождения силою побуждающего логоса в диалог с вечным Ты Абсолютного Бытия, тогда он или она обретает возможность обращаться к Ты Бога как своего Небесного Отца.
Первородный грех разрушил гармонию отношений человека с Богом, а его последствия оказались трагическими для всей вселенной, утратившей свое единство и ставшей раздробленной. На место диалогического отношения Я-Ты пришло объективированное отношение Я-Оно, и подлинный диалог стал уже не свойствен человеческой природе в ее «падшем» состоянии. Без подтверждения вечным Ты Бога отношения в сотворенном мире оказались затрудненными, а открытость людей, их причастность друг другу стала восприниматься как подозрительное и потенциально опасное явление. Учитывая падшее состояние человеческой природы, отец Софроний задает вопрос: «Может ли творение соприкоснуться с Творцом?». Он видит возможность встречи с Богом и познание Бога как Личности через покаяние, которое, в свою очередь, возможно только в личных отношениях. Можно даже сказать, что подлинные личные отношения, или, как мы их назвали, подлинный диалог, невозможны без покаяния. Само покаяние, по существу, представляет собой осознанное действие одной личности в отношении другой, с которой есть намерение примириться.
Среди двух наиболее значимых мыслителей, писавших о диалоге, понятие покаяния практически отсутствует в диалогических откровениях иудейского мыслителя Мартина Бубера, тогда как Эммануил Левинас в своем этическом подходе к диалогу несколько приближается к православному представлению о покаянии. Поскольку участие в диалоге, по мнению Левинаса, предполагает моральную ответственность, то о покаянии можно говорить, когда нарушена этическая сторона отношений. «Без закона грех мертв, но когда пришла заповедь, то грех ожил» (Рим. 7, 8-9). Грех, вошедший в человеческие отношения и разрушивший их, выявляется или «оживает» через моральный закон, без которого он, по сути, «мертв», то есть никак не обнаруживает себя. Покаяние можно рассматривать, как попытку вернуться к исполнению закона и, следовательно, к восстановлению отношений. Сосредоточивая свое внимание преимущественно на практических аспектах диалога, Левинас не достигает успеха в прояснении такого тонкого предмета как покаяние. Однако в отношениях диалога, когда они имеют место, покаяние, несомненно, призвано сыграть решающую роль, поскольку оно способствует восстановлению диалога и ведет к тому, чтобы отношение диалога стало подлинным.
Восстановление диалога, осуществляемое через покаяние, имеет жизненное значение, поскольку в случаях, когда стороны диалога утрачивают взаимность, а, следовательно, и заботу о подтверждении диалога, в отношения проникает недопонимание, и они могут прекратиться. В результате покаяния приходят прощение и примирение. Ипостасный принцип, согласно архимандриту Софронию, должен быть сформулирован в категориях личностной любви, и человек не может вступить в ипостасный или подлинный диалог любви, если нераскаянный грех беспокоит его совесть. Распространение последствий первородного греха привело к тому, что для человека возможность любить оказалась тесно связанной с покаянием и прощением, и подлинное покаяние стало необходимым условием для подлинного диалога любви, то есть таких отношений людей друг к другу, которые были бы подобными отношению Бога к человеку.
Православное понимание подлинного диалога может быть выражено следующим образом. Подлинный, или подтвержденный, диалог осуществляется, когда человек через покаяние становится способным распознавать в себе «вечное Ты» Бога. Для своего раскрытия «вечное Ты» побуждает нас вступить в диалогические отношения Я-Ты с другой человеческой личностью. То, что инаковость Ты делает Я способным к покаянию, является не столько условием, сколько следствием такого побуждения или призыва «вечного Ты». Грех всегда представляет собой результат гордости, или самости, которые не позволяют нам узнать и принять другого как личность, обладающую такой же или даже большей значимостью. Но когда человек раскаялся, грех утрачивает возможность действовать на человеческое Я так, чтобы отрицать какую бы то ни было ценность другого. Однако человек не может раскаяться в своей собственной гордости до тех пор, пока благодать Божия не откроет его душе такую возможность. Бубер рассматривает «вечное Ты» в качестве «благодати», Левинас - этику и мораль. Так или иначе, они оба признают существенное значение внешней силы, несущей «изменение ума» для Я, ищущего Ты. Та же внешняя сила делает Ты способным принять Я и в полной мере отозваться ему, устанавливая новое, никогда ранее не существовавшее отношение между двумя личностями. Это и есть начало такого диалога, который приближается к своей подлинности через покаяние, открывающее путь такому подтверждению диалога, о котором говорилось выше. Без покаяния нет подтверждения, а значит, не может быть и подлинного диалога. Таким образом, приложение принципа персоны вводит категорию покаяния в богословие диалога.
Отец Софроний раскрывает свой диалогический подход, например, в опубликованной в «Письмах в Россию» беседе с семьей, где он говорит о познании другого как о результате братской любви: «Если я буду любить брата моего и ближнего как свою собственную жизнь, а не эгоистично отделять себя от него, то ясно, что я познаю его больше и лучше во всех его страданиях, во всех его мыслях, во всех его исканиях». Можно провести параллель между этими словами и «подлинным и конкретным обращением к инаковости другого», означающим «одеть нагого и накормить голодного» , которое проповедует Левинас, хотя он и не обращается к понятию братской любви. Не делает этого и Бубер, который также был озабочен тем, чтобы «помнить о другом и других в их настоящем и особом бытии» и обращаться «к ним с целью установления живых взаимных отношений». Инаковость другого узнается через совместное пребывание в ипостасной любви. Способность человека к любви, его «врожденное Ты», изнутри побуждает стремиться разделить свою жизнь с другим, или, выражаясь словами отца Софрония, «жить» жизнь другого как свою собственную. Ипостасный принцип подразумевает любовь как свое раскрытие и исполнение. Именно любовь есть первопричина, а инаковость, при которой человек личностно обращается к другому, представляет уже результат любви. С точки зрения ипостасного принципа диалогическое отношение Я-Ты превращается в своем развитии в отношение ипостасной любви, которое может быть представлено как подлинный диалог.
Отказ от «уз плоти» и «ненависть к себе» делают человека способным распознавать другого не как «заключенное в себе» Оно, что исключает возможность диалога, а как Ты, с которым Я может общаться в богоподобной любви, подтверждаемой «вечным Ты» Самого Бога. Отец Софроний говорил, что «тварная ипостась-персона является богообразным центром», к которому Творец относится «не как к Своему Акту, но как к некоему факту даже для Него». Отец Софроний был убежден, что «для ипостаси нет внешнего авторитета» и, следовательно, ни земная, ни небесная силы не могут вынудить ипостась сделать какой-либо выбор. Однако это не означает, что для ипостасного бытия характерна своего рода анархия. Невозможна даже попытка сделать свой выбор для Я, «заключенного в себе», пока нет Ты, которое можно было бы распознать. Говорить о выборе в ситуации отсутствия альтернативы вообще бессмысленно. Такой альтернативой для Я является Ты. Встреча с Ты исключает анархию как таковую, в то время как отношение Я-Оно еще допускает ее. В диалогической паре Я-Ты как Я, так и Ты устремляются к ипостасной любви, которая в подлинном диалоге становится их свободным выбором.
Опираясь на библейскую формулу Исх. 3, 14, отец Софроний возводит мост между выражением человеческого Я и выражением божественного Я: «Имя Бога - Аз есмь Сый. Для человека, образа Всевышнего, сие слово аз … выявляет принцип персоны в нас». Я не существует отдельно от Ты, подобно тому, как не существует отец без сына. Невозможно говорить о Я без Ты. Грандиозное экзистенциальное прозрение Бубера позволило ему выразить эту идею настолько отчетливо и ярко, что она затронула практически все направления персонализма, как в философской, так и в религиозной мысли прошлого столетия. Глубокий духовный опыт архимандрита Софрония побудил его сформулировать «принцип персоны» в качестве ключевого положения Божественного Откровения. Согласно интуиции отца Софрония, основанной на Православном Предании и, несомненно, подтверждаемой им, Я представляет собой откровение принципа персоны в человеке, а божественное Я, являющееся для нас «вечным Ты», представляет собой Откровение Его Божества. Таким образом, восстанавливается бытийная связь поисков человеческой личности, бессознательно устремленной к такому способу бытия, который выходил бы за пределы материального мира, с настойчивым призывом личного Бога, в Я Которого осуществляется принцип персоны, тот самый, который обнаруживается и в Я человека, созданного по Его образу и подобию.
Список литературы
Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. - Essex: Stavropegic Monastery of St. John the Baptist, 1985. С. 207.
Zacharias (Zacharou), archim. Christ, Our Way and Our Life. A presentation of the Theology of Archimandrite Sophrony / Trans. from the Greek by Sister Magdalen. - South Canaan (Pennsylvania): St. Tikhon’s Seminary Press, 2003. P. 37. См. также в переводе на русский язык: Захария (Захару), архим. Христос как путь нашей жизни: Введение в богословие старца Софрония (Сахарова). - Эссекс: Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь, 2002. С. 49.
Софроний (Сахаров), архим. О молитве. - Эссекс: Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь; М.: Русский путь, 2002. С. 202.
Sophrony (Sakharov), archim. His Life is Mine / Trans. from the Russian by Rosemary Edmonds. - New York: St Vladimir’s Seminary Press, 1977. P. 43.
Sakharov Nicholas V. I love, therefore I am. The Theological Legacy of Archimandrite Sophrony. - New York: St Vladimir’s Seminary Press, 2002. P. 71.
Sophrony (Sakharov), archim. His Life is Mine. P. 44.
Yannaras Christos. Postmodern Metaphysics / Trans. by Norman Russell. - Brookline (Massachusetts): Holy Cross Orthodox Press, 2004. P. 138.
Софроний (Сахаров), архим. О молитве. С. 205.
Ibid. P. 171-172.
Рассуждая о том, что означает быть другим, митрополит Иоанн (Зизиулас) в своей недавно опубликованной книге пишет, что, следуя Левинасу, для которого «Другой не определяется ни самим мной (как для Гуссерля и других), ни соотнесенностью со мной (как для Бубера), а, скорее, таким абсолютным отличием, которое не может быть выведено, обусловлено или обосновано чем то иным, кроме него самого», читатель приближается «к святоотеческому пониманию инаковости» (Zizioulas John D. Communion and Otherness: Further Studies in Personhood and the Church / Ed. by Paul McPartlan. - Edinburgh: T&T Clark, 2006. P. 48).
Софроний (Сахаров), архим. Письма в Россию / Вступ. ст. и сост. иеродиак. Николая (Сахарова). - Эссекс: Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь; М.: Изд-во братства святителя Тихона, 1997. С. 23.
Levinas and Buber: Dialogue and difference / Ed. by Peter Atterton, Matthew Calarco and Maurice Friedman. - Pittsburg (Pennsylvania): Duquesne University Press, 2004. P. 7-8.
Kraemer Kenneth Paul with Mechthild Gawlick. Martin Buber’s I and Thou: Practicing living dialogue. - Mahwah (New Jersey): Paulist Press, 2003. P. 33.
Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. С. 203.
Доцент исторического факультета МГУ, заместитель главного редактора издательского дома «Святая Гора», главный редактор сайта Аgionoros.ru («Святая гора Афон») Афанасий Зоитакис в интервью РИА «Новости» рассказал , что в списках лиц, вопрос о канонизации которых рассматривается в Константинопольском патриархате, присутствует имя архимандрита Софрония (Сахарова).
«По моей информации, сейчас в Константинополе рассматриваются документы относительно уже упомянутого старца Софрония (Сахарова). Наши греческие источники, в свое время сообщившие о грядущей канонизации старцев Порфирия Кавсокаливита и Паисия Святогорца, теперь утверждают, что в список, который рассматривается, входит, в том числе, и старец Софроний. Но точные сроки здесь нельзя назвать», - приводит его слова сайт информационного агентства.
А. Зоитакис также добавил, что, по имеющейся у него информации, есть и другие русские подвижники, которые, возможно, также будут причислены к лику святых. Среди них он назвал афонского старца Тихона (Голенкова), выходца из России, бывшего духовным наставником преподобного Паисия Святогорца, а также «некоторых святогорских подвижников XIX столетия, связанных с русским Пантелеимоновым монастырем».
Афанасий Зоитакис отметил, что во многом благодаря трудам архимандрита Софрония (Сахарова), который составил и издал жизнеописание своего духовного отца, схимонаха Силуана Афонского, почитание преподобного Силуана распространилось необычайно широко не только по Святой Горе, но и по всему миру.
«”Силуан Афонский” - одно из наиболее значимых житийных произведений не только в истории XX века, но и, наверное, за всю историю православия, - подчеркнул главный редактор сайта Agionoros.ru. - Книга переведена уже на многие языки, издана в разных странах, на разных континентах, и благодаря ей многие люди узнали о святом Силуане».
Ценность этой книги состоит не только в том, что в ней описывается жизнь преподобного Силуана, но также в том, что архимандриту Софронию (Сахарову) удалось отразить в ней богатейшее богословское наследие, которое оставил после себя преподобный Силуан.
Архимандрит Софроний (Сахаров). Детство и юность
Будущий архимандрит Софроний (в миру Сергей Семенович Сахаров) родился 22 сентября 1896 года в Москве в православной купеческой семье. В детстве увлекался чтением Гоголя, Толстого, Достоевского и Пушкина. Среднее образование получил в Москве.
В годы Первой мировой войны служил в инженерных войсках. В какой-то момент Сергей Сахаров увлекся живописью и в 1915 году поступил в Академию художеств, где учился до 1917 года.
В 1918 году в Москве был дважды арестован органами ЧК.
В 1921 году эмигрировал из России и несколько месяцев провел в Италии и Берлине. В 1922 году переехал в Париж, где работал художником и выставлял свои картины в парижских салонах.
В 1924 году на Пасху Сергей Сахаров пережил видение Нетварного Света. Это откровение произвело на него глубочайшее впечатление, и молодой человек решил посвятить свою жизнь Богу.
В 1925 году он поступил на подготовительные курсы в Свято-Сергиевский богословский институт в Париже, но вскоре уехал сначала в Югославию, а оттуда - на Афон, где 8 декабря 1925 года был принят в монастырь святого великомученика Пантелеимона.
Монашество. Преподобный Силуан Афонский
Спустя два года, 18 марта 1927 года Сергей Сахаров был пострижен в монашество с именем Софроний.
В 1930 году познакомился со старцем Силуаном Афонским, который стал его духовным руководителем.
13 мая 1930 года монах Софроний был рукоположен во иеродиакона епископом Жичским Николаем (Велимировичем; 1880-1956), ныне прославленным Сербской Церковью в лике святых.
В 1935 году иеродиакон Софроний тяжело заболел, но несмотря на то, что был на грани смерти, он выжил и 1 декабря 1935 года был пострижен в великую схиму.
После кончины его духовного наставника - старца Силуана - иеродиакон Софроний оставляет общежительный монастырь и удаляется в скит, сначала - Карульский, затем - в другие афонские скиты.
Перед смертью старец передал о. Софронию сделанные им записи, которые впоследствии легли в основу книги «Старец Силуан».
В 1941 году иеродиакон Софроний был рукоположен во иеромонаха, а с 15 февраля 1942 года стал духовником монастыря св. Павла на Афоне. С 1943 по 1947 годы о. Софроний подвизался в Троицкой келье в Новом Скиту.
После окончания Второй мировой войны по политическим мотивам иеромонах Софроний с группой других русских монахов был выслан с Афона и в 1947 году приехал во Францию, где поступил на четвертый курс Свято-Сергиевского богословского института.
В 1947 году о. Софроний перешел в клир Западно-Европейского экзархата Московского Патриархата. Это повлекло за собой исключение из института, который находился в юрисдикции Константинопольского Патриархата. Иеромонах Софроний был назначен помощником настоятеля Никольской церкви при Русском старческом доме в Сен Женевьев де Буа. Здесь он прослужил с 1947 по 1956 гг.
«Старец Силуан» - главный труд архимандрита Софрония. Последние годы жизни
В 1948 году вышло в свет ронеотипное (ронеотип - печатающее устройство, печатный станок, приводимый в действие вручную; - сайт) издание книги «Старец Силуан». Первый тираж книги составил 500 экземпляров.
Первое типографское издание вышло в Париже в 1952 году. В 1956 году в несколько сокращенном виде выходит первое издание книги «Старец Силуан» на английском языке.
Постепенно вокруг отца Софрония, который в 1954 году был возведен в сан архимандрита, собирается круг духовных детей и учеников, стремящихся к монашеской жизни. В 1956 г. по благословению церковной иерархии он создает во Франции, на ферме Колара (близ Сен Женевьев де Буа), монашескую общину.
Наладить жизнь полноценного православного монастыря во Франции не удалось, и 4 марта 1959 года отец Софроний с некоторыми своими духовными детьми переехал в Великобританию, где основал монастырь святого Иоанна Предтечи в графстве Эссекс в юрисдикции Константинопольского Патриархата. На протяжении 15 лет, с 1959 по 1974 гг. архимандрит Софроний был первым настоятелем новой обители.
1 сентября 1974 года священнослужитель отошел от настоятельства и стал духовником обители.
Архимандрит Софроний (Сахаров) скончался 11 июля 1993 года на 97-м году жизни в монастыре святого Иоанна Предтечи в Эссексе.
Помимо книги «Старец Силуан», известны также книги о. Софрония «О молитве» и «Видеть Бога как Он есть».
«Если отец Софроний не святой, то святых не бывает!»
Митрополит Навпактский и Свято-Власиевский Иерофей (Влахос), иерарх Элладской Церкви, известный богослов, в своей книге «Знаю человека во Христе…» приводит воспоминания архимандрита Захарии (Захару), одного из учеников архимандрита Софрония (Сахарова), о последних днях жизни старца.
Я пришел его навестить за две недели до смерти. В это время мы возводили крипту для погребения монахов, и, конечно, отец Софроний должен был быть там первым. Стены и крыша былы готовы, но под ногами была голая земля, потому что пола не было.
Когда он провожал меня до дверей, он посмотрел на крипту и спросил: «Сколько времени нужно, чтобы ее закончить?» Я ответил: «Предполагаю, отче, еще две недели». Он ответил: «Мне тяжело ждать даже один час: я все сказал Господу! Теперь мне нужно уйти». Это, наверное, прекрасно - чувствовать в своем сердце, что ты все сказал Господу до конца и ты готов уйти. У меня же такое ощущение, что я с Господом никогда не говорил.
За четыре дня до смерти он закрыл глаза и больше с нами не разговаривал. Его лицо было светлым и сосредоточенным, жалости оно не вызывало: оно сохраняло такое же выражение, какое было, когда отец Софроний совершал литургию. Его никто не навещал, кроме отца Кирилла, меня, отца Николая и отца Серафима. За две или три недели до смерти он созвал всех, всю братию, одного за другим, прийти и посидеть с ним около часа у него на кухне для последней беседы с ним. Но у нас четверых был ключ от его двери, и мы приходили к нему каждые несколько часов. Мы входили и говорили: «Благословите, отче». Он не открывал глаз и не говорил ни слова, но поднимал руку и благословлял нас молча, и я понимал, что он уходит.
Лично я не хотел его удерживать. Раньше я молился, чтобы Бог продолжил его старость, как говорится в литургии святого Василия Великого: «Старость поддержи». Но в те дня я видел, что он уходит, и начал говорить так: «Господи, даруй рабу Твоему свободный вход в Царствие Твое». Я молился словами апостола Петра, из его второго послания. Я постоянно говорил так: «Боже, даруй свободный вход рабу Твоему и упокой душу его с отцами его», - и перечислял всех, подвизавшихся с ним на Святой Горе, которых знал, начиная со святого Силуана, и за ним всех прочих.
В последний день я пришел навестить его в шесть часов утра. Было воскресенье, и я совершал раннюю литургию, а отец Кирилл с другими священниками должен был совершать позднюю (по практическим соображениям в монастыре в воскресенье совершаются две литургии). Я понимал, что ему предстояло покинуть нас в этот день. Я пошел и начал службу: часы начинались в семь, а затем следовала литургия. В продолжении литургии я произнес только молитвы возношения, так как у нас в монастыре они обычно читаются вслух; помимо прочего, моей постоянной молитвой было: «Господи, даруй рабу Твоему свободный вход в Царствие Твое». Эта литургия поистине отличалась от всех других. В тот момент, когда я говорил «Святая святым», в алтарь вошел отец Кирилл. Мы посмотрели друг на друга, и я понял, что отец Софроний ушел.
Я спросил, когда именно он преставился, и выяснил, что это было в то время, когда я читал Евангелие. Я подошел поближе, потому что отец Кирилл хотел со мной поговорить. Он сказал мне: «Причащаейтесь, причастите верующих, а потом сообщите им об уходе отца Софрония и совершайте первое Трисвятое; я сделаю то же самое на второй литургии». Так я разделил Агнца и причастился, причастил верующих и закончил литургию (не знаю, как я это выдержал). Затем я вышел из алтаря и сказал народу: «Возлюбленные братья, Христом Бог наш – знамение Божие для всех родов нашего времени, потому что в слове Его мы находим спасение и разрешение всех человеческих трудностей. Но и святые Божии также являются знамением для своего поколения. Такого старца дал нам в лице отца Софрония. В его словах мы находили разрешение наших трудностей. И сейчас нам следует делать то, чему нас учит литургия, т.е. воздавать благодарение и просить, умолять. И вот давайте воздадим благодарение Богу, Который дал нам такого старца, и давайте помолимся об упокоении души его. Благословен Бог…» - и начал Трисвятое.
Мы положили его в церкви на три дня, поскольку крипта была еще не готова и гробница не построена. Мы оставили его непокрытым в церкви на четыре дня и постоянно читали святое Евангелие, Трисвятое и другие молитвы; проводили службы, литургию, а он был там, посреди церкви, в течение четырех дней. (И в храме была такая прекрасная и благодатная атмосфера, поистине как на Пасху!) Никто не выказывал признаков истерики. Все вдохновенно молились. У меня был друг, архимандрит, который приезжал в монастырь каждый год и проводил там летом несколько недель, отец Иерофей (Влахос), который написал «Один вечер в пустыне Святой Горы». Теперь он митрополит. Он приехал сразу, как узнал, что отец Софроний преставился. Почувствовав царившую атмосферу, он сказал мне: «Если отец Софроний не святой, то святых не бывает!»
Случилось так, что к нам приехали несколько монахов со Святой Горы, чтобы навестить отца Софрония, но не застали его в живых. Отец Тихон из монастыря Симонопетра - один из них. У греков, приезжавших в Англию на лечение, сложился обычай: они сначала приезжали в монастырь, чтобы отец Софроний прочитал молитву, - из-за многих случаев исцелений по его молитвам. Все должны рассказывать о таких вещах. Именно из числа этих людей двое в благодарность выстроили в Греции церковь, посвященную святому Силуану Афонскому.
На второй или третий день после смерти отца Софрония приехала семья с мальчиком тринадцати лет. У него был рак мозга, и ему должны были делать операцию на следующий день. Отец Тихон из Симонопетра пришел и сказал мне: «Эти люди очень удручены, они приехали и не застали отца Софрония. Ты не прочитаешь несколько молитв для мальчика?» Я ответил: «Давай пойдем вместе. Ты будешь моим чтецом. Мы прочтем молитвы в другой часовне». Мы прошли и прочли молитвы о мальчике, и в конце отец Тихон сказал: «Знаешь что, почему бы тебе не предложить мальчику пройти под гробом отца Софрония? Он исцелится. Читая молитвы, мы только теряем время». Я сказал ему, что не могу этого сделать, потому что люди скажут, что отец Софроний только умер, а мы уже пытаемся канонизировать его. «Сделай это ты! - сказал я ему. - Ты монах со Святой Горы, тебе никто ничего не скажет». Он взял мальчика за руку и велел ему пройти под гробом.
На следующий день мальчика прооперировали и не обнаружили ничего. Ему закрыли черепную коробку и сказали: «Неверный диагноз. Это, наверное, была флегмона». Случилось так, что мальчика сопровождал врач из Греции, у которого был с собой рентгеновский снимок, на котором был виден рак, и этот врач сказал им: «Мы очень хорошо знаем, что означает этот ”неверный диагноз”». На следующей неделе вся семья мальчика, а он был из Салоник, приехала в монастырь, чтобы вознести благодарность на могиле старца Софрония. Мальчик вырос, сейчас ему двадцать один год, и со здоровьем у него все хорошо.
духовное наследие
и культура
УДК 248.12; 243; 230.2
АРХИМАНДРИТ СОФРОНИЙ (САХАРОВ) О ТВОРЧЕСТВЕ В АСКЕТИКЕ И БОГОСЛОВИИ
Табиев Вадим Ильдузович,
аспирант кафедры систематического богословия и патрологии
богословского факультета, Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, Новокузнецкая ул., д. 23Б, г. Москва, Россия, 115184, e-mail: [email protected]
Аннотация
В статье рассмотрены богословские взгляды на творчество, выраженные духовным писателем и подвижником XX века-архимандритом Софронием (Сахаровым). Творчество представлено как уникальное явление жизни и одно из высших проявлений человеческого духа, реализующееся как в молитве и богословии, так и в культуре. Высшее раскрытие творческих способностей человека возможно, по мысли отца Софрония, только в соотнесённости с Богом. Практическим путём к достижению этой соотнесённости и, в то же время, высшей формой духовного творчества является молитва, как непосредственно переживаемое общение человека с Богом.
Ключевые слова
Архимандрит Софроний (Сахаров), творчество, аскетика, образ Божий, уровни богословия, молитва.
Архимандрит Софроний (Сахаров) (18961993) - богослов и подвижник XX века, ученик преподобного Силуана Афонского (1866-1938).
54 Более 20 лет своей жизни (1925-1947) отец Софроний провёл на Афоне, в течение последних семи лет являясь духовником нескольких афонских монастырей. После возвращения в Европу отец Софроний основал монастырь святого Иоанна Предтечи в графстве Эссекс в Англии, действующий и поныне. Ученики и последователи старца Софрония живут во многих странах
мира1. Среди богословско-аскетических произведений отца Софрония наибольшую известность получили книги «Старец Силуан», «Видеть Бога как Он есть», сборник статей «Рождение в Царство непоколебимое» и ряд других работ.
1 Подробнее о жизненном пути архим. Софрония (Сахарова) см.: Николай (Сахаров), иеродиак. Основные вехи богословского становления архимандрита Софрония (Сахарова) // Церковь и время. 2001. № 3 (16). С. 229-270.
Тема творческого начала в различных сферах жизни человека особенно интересовала архимандрита Софрония. При этом его размышления о творчестве опирались не на отвлечённые умозаключения, а на пережитый им личный опыт. Имея дар художника, отец Софроний в молодости настолько серьёзно увлекался живописью, что планировал посвятить ей всю свою жизнь. Позднее, ощутив призвание к монашеству и оставив карьеру художника, он испытывал нелёгкую борьбу с «пристрастием» к живописи2, т.е. с тем, что отвлекает внимание христианина от самого главного в его жизни - от единения с Богом. «Внутренне я жил удивительный процесс борьбы между влечением к искусству и молитвою,- вспоминает архимандрит Софроний.-Послед-няя победила страсть живописца, но нелегко и не скоро»3. Этот аскетический опыт и его богословское осмысление позволили отцу Софронию свидетельствовать, что именно в духовной жизни человек получает возможность высшей реализации своего творческого потенциала.
Архимандрит Софроний раскрывает значение творчества для духовной жизни в русле трёх основных богословских направлений. Во-первых, творческие способности являются одной из составляющих образа Божия в человеке4. Во-вторых, уподобление человека Богу является воплощением замысла Бога-Творца о человеке5. В-третьих, сама задача достижения богоподобия требует от человека актуализации творческих усилий в соотнесённости с Богом.
По мнению ряда богословов, созвучному с мнением архимандрита Софрония, уподобление человека Богу - обожение - предполагает предельную творческую актуализацию челове-ка6. «Творческая устремлённость личности реализуется в межличностном человеческом общении, достигая полноты своего выражения в общении с Божественными Лицами»,-утверждает
2 См.: Софроний (Сахаров), архим. О молитве. Эссекс; Сергиев Посад, 2003. С. 45.
4 Ср. с учением об образе Божием у свт. Григория Па-ламы. См., например: Иоанн (Экономцев), архим. Исихазм и проблема творчества // Иоанн (Экономцев), архим. Православие, Византия, Россия: сборник статей. М., 1992. С. 179.
5 См., например: Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. Эссекс; Сергиев Посад, 2006. С. 231.
6 См., например: Флоровский Георгий, прот. Тварь
и тварность // Православная мысль. 1928. № 1. С. 209; Иоанн
(Экономцев), архим. Исихазм и проблема творчества. С. 183.
Архимандрит Софроний (Сахаров)
С. А. Чурсанов7. Архимандрит Иоанн (Эконом-цев) отмечает, что человек достигает вершины своего творческого призвания в состоянии обо-жения, т.е. в состоянии предельной полноты единения с Богом8. Как поясняет протоиерей Георгий Флоровский, задание, поставленное человеку - «требование живой и свободной встречи и соединения с Богом» - превышает человеческие природные способности. Выполнение этого задания является «скачком из присущего естеству в порядок благодати» и в этом процессе «есть место для творчества, для новосозида-ния-и не только в смысле раскрытия, а именно возникновения нового»9.
Соединение человека с Богом, или обожение, архимандрит Софроний характеризует как состояние предельно таинственное. «Глубока идея Бога о нас,-утверждает он.- Мы поставлены пред чудной тайной творения бессмертных богов. Христово Евангелие ждёт от нас великого
7 Чурсанов С. А. Лицом к лицу: Понятие личности в православном богословии XX века. 2-е изд., испр. М., 2014. С. 146.
8 См.: Иоанн (Экономцев), архим. Исихазм и проблема творчества. С. 187.
9 Флоровский Георгий, прот. Тварь и тварность. С. 208. См. также: Он же. Христианство и цивилизация // Флоровский Георгий, прот. Избранные богословские статьи. М., 2000. С. 224-225.
мужества: поверить в возможность для Бога сообщить нам Свою жизнь»10. Уподобление человека Богу является, как указывает отец Софро-ний, «продолжением творения мира», завершение которого обещано в будущем веке11. При этом одним из аспектов полноты единения человека с Богом является даруемое Им «познание и вхождение в акт творения Богом мира»12. Во время земной жизни христианина, как отмечает старец, этот дар проявляется в способности к действиям, превосходящим природные законы: «...святые не физическим воздействием на природу творят чудеса, но они в молитве к Богу мыслят искомое, и оно приходит»13. Глубоко творческим делом, как считает архимандрит Софроний, является также служение духовника. Духовник представляет собой «соработника у Бога» (1 Кор. 3: 9), он призван к «несравненной чести: творить богов для вечности»14.
Творческий потенциал человека может быть реализован не только в духовной жизни (в вере, молитве, послушании), но и в культурной сфере (в живописи, музыке, поэзии и т.д.). При этом культурное творчество принципиально уступает духовному и по значению, и по уровню. «Известно, что и артист, и философ, и учёный-действительно могут страдать в своём творческом борении, хотя задача их воистину ничтожна по сравнению с нашей»,- указывает старец Со-фроний15. Кроме того, культурное творчество, будучи ограничено пределами земной жизни человека, является временным, а духовное, в силу соотнесённости с Богом, носит непреходящий характер. Духовное творчество отец Софроний характеризует как «истинное творчество, наивысшее из всего, что доступно человеку»16. Таким образом, именно духовная жизнь составляет пространство для высшей реализации творческого потенциала. Отец Софроний замечает, что «вера может и должна быть духовным творчеством. Творчество в данном случае не первичное, а творчество зрителя, поэта, пророка. Каж-
10 Софроний (Сахаров), архим. Таинство христианской жизни. Эссекс; Сергиев Посад, 2009. С. 212. См. также: Там же. С. 151; Он же. О молитве. С. 159.
11 Софроний (Сахаров), архим. О молитве. С. 52.
12 Софроний (Сахаров), архим. Таинство христианской жизни. С. 135.
14 Софроний (Сахаров), архим. О молитве. С. 101.
15 Там же. С. 22.
16 Софроний (Сахаров), архим. Таинство христианской
жизни. С. 133.
дый из нас является как бы призмою, через которую преломляются лучи Божественного Света - у всех нас по-разному!»17. Аналогичным образом рассуждает и митрополит Антоний (Блум), согласно которому наше время представляет собой эпоху «предельного творчества», когда каждый христианин призван «стать таким человеком, видя которого, люди как бы через прозрачное стекло могли видеть Бога»18.
Приведённые богословские построения архимандрита Софрония означают, что творчество составляет неотъемлемую характеристику христианской аскетики. По его образному выражению, в духовной жизни следует быть «поэтом», поскольку «без творческого вдохновения трудно провести даже единый день как подобает христианину»19. Ту же мысль выражает митрополит Антоний (Блум): «События нашей жизни, если мы их примем как дар Божий, предоставят нам в каждый миг возможность творческого делания: быть христианином»20.
К интересным заключениям о взаимосвязи творчества и аскетики приходит известный русский богослов протоиерей Георгий Флоровский. Согласно его пониманию, творчество является целью и движущей силой аскетики: «Истинный аскетизм вдохновляется. стремлением к пре-образованию»21. В связи с этим аскеза, которая внешне проявляется в смирении, самоотречении и послушании, не подавляет творческую свободу человека. Напротив, освобождая его от индивидуальной ограниченности и обособленности, аскеза даёт возможность абсолютного единения с Богом. Кроме того, благодаря творчеству аскеза становится динамичной и содержит «стремление к бесконечному, вечный призыв, неуклонное движение вперёд»22.
Какие проявления имеет творчество в практических аспектах духовной жизни? Архимандрит Софроний выделяет некоторые из них. В частности, христианин призван к поиску и хранению внутреннего смысла аскетических дей-ствий-т.е. Богообщению. Так, творческое про-
17 Там же. С. 95.
18 Антоний (Блум), митр. Труды. Кн. 1. 2-е изд. М., 2012. С. 686.
19 Софроний (Сахаров), архим. Духовные беседы. Т. 1. Эссекс; М., 2003. С. 260.
20 Антоний (Блум), митр. Труды. Т. 1. С. 881.
21 Флоровский Георгий, прот. Христианство и цивилизация. С. 224.
хождение поста заключается в том, что верующий человек преодолевает трудности, помня о цели воздержания, например,- об обновляющей всего человека встрече Воскресения Христова в завершение Великого поста. Творческое отношение к послушанию, т.е. к отказу от эгоистического сосредоточения на самом себе и своих частных желаниях, состоит в стремлении освободить своё сознание для молитвенного общения с Богом. Другими словами, единение с Богом, составляющее цель христианской жизни требует от человека творческих усилий.
Высшим проявлением человеческого творчества, как указывает архимандрит Софроний, является молитва. Выход из любых сложных, даже кажущихся безвыходными, ситуаций, может быть найден в молитве, поскольку ею, по слову отца Софрония, «всё исцеляется, всё исправляется, всё очищается, всё обновляется»23. В то же время молитва может и «удерживать» человека от совершения поступков, удаляющих от Бога. Так, преподобный Силуан Афонский советовал воздерживаться от тех дел, молитва перед которыми идёт со «смущением»24. Отношение архимандрита Софрония к молитве как основной «установке» в решении творческих задач христианской жизни созвучно со святоотеческими утверждениями о теоцентричности человека, согласно которым раскрытие человеческих способностей возможно только при восстановлении соотнесённости с Богом25.
Являясь источником вдохновения, молитва, в то же время, требует от христианина напряжённого труда26, превосходящего человеческие возможности. Трудности в молитве, по мысли отца Софрония, связаны с тем, что она превосходит естественные душевные и телесные силы человека, а также с социально-культурным давлением нехристианских составляющих окружающего мира27.
23 Серафим (Барадель), схиигум. О молитве архимандрита Софрония // Софроний (Сахаров), архим. Молитвенное приношение. М., 2004. С. 6.
24 См.: Софроний (Сахаров), архим. Преподобный Силуан Афонский. Сергиев Посад, 2006. С. 81.
25 См., например: Флоровский Георгий, прот. Тварь и тварность. С. 208; Мейендорф Иоанн, прот. Византийское богословие: Исторические свидетельства и доктринальные темы / Пер. с англ. В. Марутика. Минск, 2001. С. 111.
26 См., например: Софроний (Сахаров), архим. О молитве. С. 9.
27 См.: Там же.
Характеристика молитвы как источника творческого вдохновения, и, в то же время, как дела, превосходящего человеческие силы, свидетельствует о синергийном богочеловеческом характере молитвенного творчества. «Молитва есть энергия особого порядка: она есть слияние двух действий: нашего-тварного, и Божьего-нетвар-ного»,-утверждает архимандрит Софроний28.
Особую сферу молитвенного творчества составляет создание богослужебных молитв. Дорожа церковным литургическим наследием и исходя из святоотеческой гимнографической традиции, отец Софроний отмечал, что «в наше время нужно писать новые молитвы, так как "Требник" уже не покрывает всех нужд нашей эпохи»29. Более того, он варьировал и краткие традиционные тексты аскетических молитв. Как отмечает схиигумен Серафим (Барадель), отец Софроний «любил сравнивать молитвенную жизнь с водой: то тихо, бесшумно текущей, то внезапно бушующей, то опять зеркально спокойной и отражающей небесный свет»30. Эти образы выражают «неформализуемость» молитвы. В молитве человек открывает себя перед Богом, становится доступным для нового, исключительного опыта общения с Ним.
В работах отца Софрония творчество тесно связывается также с богословием. Богословие, с одной стороны, является академической наукой, поэтому, как и любая наука, основывается на определённых рационально-понятийных построениях. С другой стороны, богословие этими формализованными построениями не исчерпывается. Как указывает С. А. Чурсанов, «полнота богопознания становится доступной человеку через опытное вхождение в таинственную жизнь Церкви как Тела Христова. Её достижение означает обретение человеком высшего совершенства, которое носит сверхъестественный характер и поэтому не может быть исчерпывающе охарактеризовано ни рационально-понятийными, ни любыми другими словесными средства-ми»31. Протоиерей Иоанн Мейендорф отмечает, что в традиционном византийском понимании «истинным богословом был тот, кто видел и испытал суть своего богословия; и этот духовный
28 Софроний (Сахаров), архим. О молитве. С. 56.
29 Серафим (Барадель), схиигум. О молитве архимандрита Софрония. С. 14.
30 Там же. С. 13.
31 Чурсанов С. А. Богословские основания социальных наук. М., 2014. С. 14.
опыт полагали принадлежащим не одному лишь интеллекту.. но и "очам духовным", которые позволяли человеку в целом, во всей его полноте - интеллекта, чувства и даже ощущения - войти в соприкосновение с Божественным существованием»32. Таким образом, богословие предполагает веру в Бога, молитвенную соотнесённость и опыт общения с Ним, которые не мыслимы без творческих усилий человека.
В богословии, по мысли архимандрита Со-фрония, выделяются три уровня: академическое богословие, или богословие как научная дисциплина, богословие как молитва и богословие как состояние. Академическое богословие носит отвлеченно-интеллектуальный характер и составляет начальной богословский уровень. Как замечает отец Софроний, оно не всегда сопровождается живой верой и опытом богообщения: «Вековой опыт академического богословия убедительно показал, что возможны случаи обладания обширной эрудицией в научном богословии при отсутствии живой веры, т.е., в действительности, при полном неведении Бога»33. Отец Со-фроний образно характеризует такое богословие как «хождение вокруг да около»34. Второй уровень богословия исходит из молитвы в её совершенной форме, т.е. из молитвы, понимаемой как богообщение. Примером этого уровня является церковная гимнография, в которой богословие
Богословие третьего, высшего уровня, архимандрит Софроний именует «бытийным»36, характеризуя его также словом «состояние». «Со-стояние,-поясняет он,- есть факт бытия, из которого и самая наша мысль схватывает свойственным ей образом разумение Истины. Опять-таки не в процессе демонстративного мышления, но как интуитивное проникновение или констатация факта, как познание Божественного Бытия, к нам от Бога снисходящее»37. «Подлинное богословие,-пишет старец,-не есть домыслы
32 Мейендорф Иоанн, прот. Византийское богословие.
33 Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. С. 237.
34 Софроний (Сахаров), архим. Духовные беседы. Т. 2. Эссекс; М., 2007. С. 252. См. также: Он же. Духовные беседы. Т. 1. С. 142.
35 См.: Софроний (Сахаров), архим. Духовные беседы. Т. 1. С. 114.
36 Софроний (Сахаров), архим. О молитве. С. 79-80.
37 Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. С. 307.
человеческого ума-рассудка, или результат критического исследования, а поведание о том бытии, в которое действием Святого Духа человек был введён»38. Примером такого богословия для архимандрита Софрония являются Евангелие и Послания Иоанна Богослова, которые носят «характер определённого и несомненного знания»39, а также опыт его духовного отца-преподобного Силуана Афонского40.
Как замечает иеромонах Николай (Сахаров), «понятие "состояние" позволяет отцу Софронию выразить идею экзистенциальной вовлеченности на каждом уровне бытия»41. О «бытийном» богословии самого архимандрита Софрония ярко свидетельствует использование глагола «жить». Так, он употребляет выражения «жить сознание»42, «жить литургию»43, т.е. внутренне переживать её, «жить трагедию мира», т.е. сострадать миру, «жить святую вечность»44 и даже, как предельно возможное для человека состояние, «жить Бога»45.
Таким образом, как достижение «стратегической» цели духовной жизни, так и решение её «тактических» задач требуют творческого отношения человека. Работы отца Софрония свидетельствует о духовной жизни как высшей форме творчества, возможной только в соотнесённости с Богом. Отец Софроний призывает христианина к молитве как пути творческого решения стоящих перед ним задач и как практическому способу соотнесения своей деятельности с Богом. При этом сама молитва понимается как высшая форма духовного творчества, предполагающая непосредственную соотнесённость с Богом. Что касается совершенного богословия, то оно предполагает целостную творческую вовлеченность человека, т.е. не только интеллектуальное участие, но и веру, и молитву как непременные составляющие общения с Богом.
38 Софроний (Сахаров), архим. Преподобный Силуан Афонский. С. 171.
39 Софроний (Сахаров), архим. Духовные беседы. Т. 1. С. 138. См. также: Он же. Духовные беседы. Т. 2. С. 162.
40 См.: Софроний (Сахаров), архим. Духовные беседы. Т. 1. С. 143, 180.
41 Sakharov N. V. I Love, Therefore I Am. The Theological Legacy of Archimandrite Sophrony. Crestwood (NY), 2000. P. 49.
42 Софроний (Сахаров), архим. Духовные беседы. Т. 1. С. 177.
43 Софроний (Сахаров), архим. Письма в Россию. Сергиев Посад, 2010. С. 57.
44 Софроний (Сахаров), архим. О молитве. С. 196.
45 Софроний (Сахаров), архим. Рождение в Царство непоколебимое. Эссекс; М., 2000. С. 28; Он же. Письма в Россию. С. 56.
Список литературы
1. Антоний (Блум), митр. Труды. Кн. 1. 2-е изд. М., 2012. 1112 с.
2. Иоанн (Экономцев), архим. Исихазм и проблема творчества // Иоанн (Экономцев), архим. Православие, Византия, Россия: сборник статей. М., 1992. С. 167-196.
3. Мейендорф Иоанн, прот. Византийское богословие. Исторические свидетельства и доктри-нальные темы / Пер. с англ. В. Марутика. Минск, 2001. 336 с.
4. Николай (Сахаров), иеродиак. Основные вехи богословского становления архимандрита Со-фрония (Сахарова) // Церковь и время. 2001. № 3 (16). С. 229-270.
5. Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. Эссекс; Сергиев Посад, 2006. 400 с.
6. Софроний (Сахаров), архим. Духовные беседы: в 2-х тт. Т. 1. Эссекс; М., 2003. 384 с. Т. 2. 2007.
7. Софроний (Сахаров), архим. О молитве. Эссекс; Сергиев Посад, 2003. 224 с.
8. Софроний (Сахаров), архим. Письма в Россию. Сергиев Посад, 2010. 288 с.
9. Софроний (Сахаров), архим. Преподобный Силуан Афонский. Сергиев Посад, 2006. 464 с.
10. Софроний (Сахаров), архим. Рождение в Царство непоколебимое. Эссекс; М., 2000. 224 с.
11. Софроний (Сахаров), архим. Таинство христианской жизни. Эссекс; Сергиев Посад, 2009. 272 с.
12. Флоровский Георгий, прот. Тварь и тварность // Православная мысль. 1928. № 1. С. 176-212.
13. Флоровский Георгий, прот. Христианство и цивилизация // Флоровский Георгий, прот. Избранные богословские статьи. М., 2000. С. 218-227.
14. Чурсанов С. А. Богословские основания социальных наук. М., 2014. 200 с.
15. Чурсанов С. А. Лицом к лицу: Понятие личности в православном богословии XX века. 2-е изд., испр. М., 2014. 264 с.
16. Sakharov N. V. I Love, Therefore I Am: The Theological Legacy of Archimandrite Sophrony. Crestwood (NY), 2000. 256 p.
ARCHIMANDRITE SOPHRONY (SAKHAROV) ABOUT CREATIVITY IN ASCETICISM AND THEOLOGY
Tabiev Vadim Il"duzovich,
Postgraduate of department of systematic theology and patrology
of theological faculty, Saint Tikhon"s Orthodox University, Novokuzneckaja Str. 23B, 115184 Moscow, Russia, e-mail: [email protected]
The paper considers the theological views on creativity, expressed by a spiritual writer and ascetic of the XX century-archimandrite Sophrony (Sakharov). Creativity is presented as the unique phenomenon of life and one of the highest manifestations of human spirit, realized in prayer and theology, as well as in culture. According to father Sophrony, the highest realization of human"s creative abilities becomes possible only in relatedness with God. A practical way to acquiring such relatedness and, at the same time, the highest form of spiritual creativity is prayer as directly experienced communion of human being with God.
Archimandrite Sophrony (Sakharov), creativity, asceticism, image of God, levels of theology, prayer.
Загрузка...